2805
6
28 января исполняется 120 лет со дня рождения знаменитого советского писателя, автора повестей «Сын полка», «Белеет парус одинокий» ,роман "Алмазный мой венец" и сказки «Цветик-семицветик».
Катаев писал всё — романтическую поэзию, увлекательные пьесы, смешные фельетоны, сказки, юношеские и «одобренные» соцреалистические романы. Никто из современников не сомневался в большом таланте этого автора, зато как человека его недолюбливали: коллеги по перу называли Катаева циником и подлецом.
×
Юный поэт
Валентин Катаев родился в Одессе в 1897 году в семье учителя и дочери генерала, которые прививали своим детям любовь к чтению буквально с пелёнок.
Результат не заставил себя долго ждать — уже в 9 лет Катаев сам начал сочинять стихи — и «мучить» ими своих близких. Мальчик без конца читал произведения собственного сочинения школьным товарищам, родителям, знакомым родителей, младшему брату (будущему автору романа «Двенадцать стульев» Евгению Петрову). И, конечно же, штурмовал одесские редакции, в которых рукописи юного автора принимали, но печатать не торопились…
Наконец, в 1910 году мечта 13-летнего мальчишки (которого к этому времени гимназистки уже прозвали сумасшедшим) сбылась — в газете «Одесский вестник» было опубликовано его лирическое стихотворение «Осень». Окрылённый успехом юноша ещё чаще стал появляться в редакциях, и всякий раз тащил туда своего младшего брата, который позже вспоминал: «Он… водил меня по редакциям. «Женька, идём в редакцию!» Я ревел. Он водил меня потому, что ему одному было идти страшно».
Бесконечный поток однообразных юношеских стихотворений продолжался до тех пор, пока один из журналистов не посоветовал Катаеву обратиться за советом к «настоящему писателю». Им оказался Александр Фёдоров, который разглядел талант в самоуверенном авторе и стал его добрым наставником. Он же познакомил Катаева с Иваном Буниным, раз и навсегда изменившим отношение юноши к поэзии: «Я увидел чудо подлинной поэзии: передо мной открылся новый мир. В тот же вечер я попросил папу купить мне книгу стихотворений Бунина. Отец посмотрел на меня сквозь пенсне глазами, на которые — по-моему — навернулись слезы умиления: наконец, его оболтус взялся за ум. Он просит купить ему не коньки, не футбольный мяч, не духовой пистолет, не теннисную ракетку, а книгу. И не «Шерлока Холмса» Конан-Дойля, не «Тайну жёлтой комнаты» Гастона Леру, а прекрасную книгу русского поэта. Быть может, это был единственный подлинно счастливый день в его жизни».
Результат не заставил себя долго ждать — уже в 9 лет Катаев сам начал сочинять стихи — и «мучить» ими своих близких. Мальчик без конца читал произведения собственного сочинения школьным товарищам, родителям, знакомым родителей, младшему брату (будущему автору романа «Двенадцать стульев» Евгению Петрову). И, конечно же, штурмовал одесские редакции, в которых рукописи юного автора принимали, но печатать не торопились…
Наконец, в 1910 году мечта 13-летнего мальчишки (которого к этому времени гимназистки уже прозвали сумасшедшим) сбылась — в газете «Одесский вестник» было опубликовано его лирическое стихотворение «Осень». Окрылённый успехом юноша ещё чаще стал появляться в редакциях, и всякий раз тащил туда своего младшего брата, который позже вспоминал: «Он… водил меня по редакциям. «Женька, идём в редакцию!» Я ревел. Он водил меня потому, что ему одному было идти страшно».
Бесконечный поток однообразных юношеских стихотворений продолжался до тех пор, пока один из журналистов не посоветовал Катаеву обратиться за советом к «настоящему писателю». Им оказался Александр Фёдоров, который разглядел талант в самоуверенном авторе и стал его добрым наставником. Он же познакомил Катаева с Иваном Буниным, раз и навсегда изменившим отношение юноши к поэзии: «Я увидел чудо подлинной поэзии: передо мной открылся новый мир. В тот же вечер я попросил папу купить мне книгу стихотворений Бунина. Отец посмотрел на меня сквозь пенсне глазами, на которые — по-моему — навернулись слезы умиления: наконец, его оболтус взялся за ум. Он просит купить ему не коньки, не футбольный мяч, не духовой пистолет, не теннисную ракетку, а книгу. И не «Шерлока Холмса» Конан-Дойля, не «Тайну жёлтой комнаты» Гастона Леру, а прекрасную книгу русского поэта. Быть может, это был единственный подлинно счастливый день в его жизни».
Пётр Васильевич Катаев с сыновьями Валентином (слева) и Евгением. Одесса, 1910 год. Фото: Commons.wikimedia.org
Суровая правда
Со временем у молодого поэта появились не только достойные наставники, но и возлюбленная, которой он мог посвящать свои произведения. Музой Катаева стала соседская дочь Ирина Алексинская, настоящая красавица. Но в 1915 году беззаботные годы гимназиста прервала суровая правда жизни, и Катаев добровольцем ушёл в действующую армию.
«Получил Ваше письмо. Спасибо. Оно согрело меня, а это очень кстати: в землянке сыро, холодно, со стен течет, спать можно лишь согнувшись, да, кроме того, единственное стёклышко окна разбилось от звуков стрельбы, и теперь сидим в темноте, так как пришлось заделать дыру доской... В Вашем письме поразительно верно сказано о моей теперешней и прежней жизни. Именно такое сознание и у меня: что-то навеки потеряно. Вспомнил, что еще прошлым летом, в прошлой жизни, нацарапал стишки, которые вдруг вспомнил…Тогда я, каюсь, был немного в Вас влюблен. Помните, моё идиотское объяснение в любви у Вас на балконе осенью? Но почему же «я о ком-то дальнем думал?» А славное все-таки было время. Но его уже никогда не вернешь...», — писал с фронта своей бывшей возлюбленной слишком быстро повзрослевший поэт.
На войне Катаев был дважды ранен и отравлен газами (из-за чего его голос до конца жизни остался хрипловат). Ему присвоили чин подпоручика, титул личного дворянства, а также наградили двумя Георгиевскими крестами и орденом Святой Анны IV степени. Но самое главное, место романтической поэзии в его творчестве заняла прагматичная проза и очерки об «окопной» жизни солдат.
Что мне Англия, Польша и Франция!
Пули, войте и, ветер, вей.
Надоело мотаться по станциям
В бронированной башне своей.
Что мне белое, синее, алое, -
Если ночью в несметных звездах
Пламена полноты небывалые
Голубеют в спиртовых снегах.
Ни крестом, ни рубахой фланелевой
Вам свободы моей не купить.
Надоело деревни расстреливать
И в упор водокачки громить.
«Получил Ваше письмо. Спасибо. Оно согрело меня, а это очень кстати: в землянке сыро, холодно, со стен течет, спать можно лишь согнувшись, да, кроме того, единственное стёклышко окна разбилось от звуков стрельбы, и теперь сидим в темноте, так как пришлось заделать дыру доской... В Вашем письме поразительно верно сказано о моей теперешней и прежней жизни. Именно такое сознание и у меня: что-то навеки потеряно. Вспомнил, что еще прошлым летом, в прошлой жизни, нацарапал стишки, которые вдруг вспомнил…Тогда я, каюсь, был немного в Вас влюблен. Помните, моё идиотское объяснение в любви у Вас на балконе осенью? Но почему же «я о ком-то дальнем думал?» А славное все-таки было время. Но его уже никогда не вернешь...», — писал с фронта своей бывшей возлюбленной слишком быстро повзрослевший поэт.
На войне Катаев был дважды ранен и отравлен газами (из-за чего его голос до конца жизни остался хрипловат). Ему присвоили чин подпоручика, титул личного дворянства, а также наградили двумя Георгиевскими крестами и орденом Святой Анны IV степени. Но самое главное, место романтической поэзии в его творчестве заняла прагматичная проза и очерки об «окопной» жизни солдат.
Что мне Англия, Польша и Франция!
Пули, войте и, ветер, вей.
Надоело мотаться по станциям
В бронированной башне своей.
Что мне белое, синее, алое, -
Если ночью в несметных звездах
Пламена полноты небывалые
Голубеют в спиртовых снегах.
Ни крестом, ни рубахой фланелевой
Вам свободы моей не купить.
Надоело деревни расстреливать
И в упор водокачки громить.
Прапорщик Валентин Катаев. Портрет, опубликованный в журнале «Весь мир». 1916 год. Фото: Commons.wikimedia.org
«Не рассердить начальство»
В официально существующей в Советском Союзе биографии писателя говорится, что 1919 году он был призван в Красную армию, где исполнял обязанности командира батареи, а после его демобилизовали. Но есть и другая версия, согласно которой Катаев некоторое время был добровольцем в белой армии генерала Деникина и только после 1920 года воевал на стороне большевиков.
Так или иначе, в 1920 году писателя арестовали за контрреволюционную деятельность. Его сын Павел Катаев вспоминал: «Кем был в то время мой отец? Сын преподавателя епархиального училища, получивший чин дворянина (по наследству не передающийся), бывший гимназист и вольноопределяющийся царской армии, участник войны с Германией, дослужившийся по прапорщика и награжденный тремя боевыми наградами, молодой одесский поэт...». Никакого конкретного обвинения в контрреволюционной деятельности Катаеву предъявить не смогли, но из-за того что биография писателя считалась «подозрительной», на протяжении нескольких месяцев он находился в тюрьме в ожидании сурового приговора. Писателя спасла счастливая случайность: один из чекистов, бывавший на выступлениях Катаева в одесском обществе поэтов, решил помочь талантливому автору.
Так или иначе, в 1920 году писателя арестовали за контрреволюционную деятельность. Его сын Павел Катаев вспоминал: «Кем был в то время мой отец? Сын преподавателя епархиального училища, получивший чин дворянина (по наследству не передающийся), бывший гимназист и вольноопределяющийся царской армии, участник войны с Германией, дослужившийся по прапорщика и награжденный тремя боевыми наградами, молодой одесский поэт...». Никакого конкретного обвинения в контрреволюционной деятельности Катаеву предъявить не смогли, но из-за того что биография писателя считалась «подозрительной», на протяжении нескольких месяцев он находился в тюрьме в ожидании сурового приговора. Писателя спасла счастливая случайность: один из чекистов, бывавший на выступлениях Катаева в одесском обществе поэтов, решил помочь талантливому автору.
Писатель Валентин Катаев беседует с жителями города Сморгонь, Западная Белоруссия. Октябрь 1939 год. Фото: РИА Новости/ Виктор Темин
Вырвавшийся из смертельного страха и голода поэт больше всего желал покоя, денег и доверия начальства, за что у своих современников получил неприятное прозвище «двуликий Янус».
Знаменитый русский публицист Олег Волков писал: «В среде советских литераторов, где трудно выделиться угодничеством и изъявлениями преданности партии, Катаев всё же превзошел своих коллег». Исаак Бабель тоже недвусмысленно отзывался о творчестве своего коллеги: «У меня плохой характер. Вот у Катаева хороший характер. Когда он изобразит мальчика бледного, голодного и отнесет свою работу редактору, и тот ему скажет, что советский мальчик не должен быть худым и голодным, — Катаев вернётся к себе и спокойно переделает мальчика, мальчик станет здоровым, краснощёким, с яблоком в руке. У меня плохой характер — я этого сделать не могу».
Своих мотивов Катаев даже не скрывал. «Я люблю модерн», — говорил писатель, имея ввиду мебель и квартирные условия в стиле «модерн». Надежда Мандельштам вспоминала, что не раз слышала слова из уст «хорошего советского писателя»: «Не хочу неприятностей... Лишь бы не рассердить начальство».
Однако о чём бы ни писал Катаев — о стройке, революции, войне, соцреализме — он не предавал своего таланта. Как говорил знаменитый критик Александр Нилин: «Цинизм Катаева — цинизм ребёнка, у которого для строгих родителей есть запасной, помимо того, что предъявляют в школе, дневник… Но, к огорчению всех благородных и порядочных людей, рискну сказать, что дару Катаева ничего не вредило».
Знаменитый русский публицист Олег Волков писал: «В среде советских литераторов, где трудно выделиться угодничеством и изъявлениями преданности партии, Катаев всё же превзошел своих коллег». Исаак Бабель тоже недвусмысленно отзывался о творчестве своего коллеги: «У меня плохой характер. Вот у Катаева хороший характер. Когда он изобразит мальчика бледного, голодного и отнесет свою работу редактору, и тот ему скажет, что советский мальчик не должен быть худым и голодным, — Катаев вернётся к себе и спокойно переделает мальчика, мальчик станет здоровым, краснощёким, с яблоком в руке. У меня плохой характер — я этого сделать не могу».
Своих мотивов Катаев даже не скрывал. «Я люблю модерн», — говорил писатель, имея ввиду мебель и квартирные условия в стиле «модерн». Надежда Мандельштам вспоминала, что не раз слышала слова из уст «хорошего советского писателя»: «Не хочу неприятностей... Лишь бы не рассердить начальство».
Однако о чём бы ни писал Катаев — о стройке, революции, войне, соцреализме — он не предавал своего таланта. Как говорил знаменитый критик Александр Нилин: «Цинизм Катаева — цинизм ребёнка, у которого для строгих родителей есть запасной, помимо того, что предъявляют в школе, дневник… Но, к огорчению всех благородных и порядочных людей, рискну сказать, что дару Катаева ничего не вредило».
Писатели (слева направо): Шалва Дадиани, Михаил Исаковский, Илья Эренбург и Валентин Катаев. 1950 год. Фото: РИА Новости/ Яков Берлинер
Редактор «смелого» журнала
Катаев осуждал Бориса Пастернака, подписал письмо против Александра Солженицына, голосовал за исключение Лидии Чуковской из Союза писателей. Однако жизнь научила его не только приспосабливаться, но и помогать другим. В 1937 году он был одним из немногих, кто осмелился публично защищать вернувшегося из ссылки Осипа Мандельштама, а в 1946 году открыто навещал Михаила Зощенко, которого в то время называли антисоветчиком.
После смерти Сталина всё тот же Катаев основал «Юность» — один из самых смелых советских литературных журналов. В нём печатали многих поэтов-шестидесятников: Василия Аксёнова, Андрея Вознесенского, Беллу Ахмадуллину, Евгения Евтушенко.
Катаев оставался главным редактором журнала почти 7 лет. Считается, что он был снят со своей должности в 1961 году за публикацию романа Аксёнова «Звёздный билет». Но к двадцатилетию журнала бывший главред написал статью, в которой утверждал, что «ушёл со своего высокого поста, совершенно добровольно и без всякого скандала покинул хлопотливую должность, чтобы уже как частное лицо всецело отдаться радостям тихой семейной жизни и свободному литературному творчеству». Говорят, что из-за того, что текст содержал язвительные намёки, и в тот раз были уволены сотрудники, допустившие его в печать.
После смерти Сталина всё тот же Катаев основал «Юность» — один из самых смелых советских литературных журналов. В нём печатали многих поэтов-шестидесятников: Василия Аксёнова, Андрея Вознесенского, Беллу Ахмадуллину, Евгения Евтушенко.
Катаев оставался главным редактором журнала почти 7 лет. Считается, что он был снят со своей должности в 1961 году за публикацию романа Аксёнова «Звёздный билет». Но к двадцатилетию журнала бывший главред написал статью, в которой утверждал, что «ушёл со своего высокого поста, совершенно добровольно и без всякого скандала покинул хлопотливую должность, чтобы уже как частное лицо всецело отдаться радостям тихой семейной жизни и свободному литературному творчеству». Говорят, что из-за того, что текст содержал язвительные намёки, и в тот раз были уволены сотрудники, допустившие его в печать.
Писатель Валентин Петрович Катаев с женой Эстер (справа) и внучкой Тиной на прогулке. 1966 год. Фото: РИА Новости/ Рейнгольд
Нам не нужно адов, раев,
Только б Валя жил Катаев.
Написал однажды эпиграмму Сергей Есенин. Катаев, побывавший на трёх войнах, дважды раненый, травленый газами, переживший тиф, тюрьму, смену власти, рак и операцию, будто следуя завету своего товарища, дожил почти до девяноста лет. Знаменитый писатель скончался в Москве в 1986 году, оставив после себя более 130 произведений.
Только б Валя жил Катаев.
Написал однажды эпиграмму Сергей Есенин. Катаев, побывавший на трёх войнах, дважды раненый, травленый газами, переживший тиф, тюрьму, смену власти, рак и операцию, будто следуя завету своего товарища, дожил почти до девяноста лет. Знаменитый писатель скончался в Москве в 1986 году, оставив после себя более 130 произведений.
Источник:
Ссылки по теме:
- Когда в душе ты электрик
- Неожиданный и точный удар бойца
- Как передвигается габонская гадюка
- Качок с интересным хобби
- Мужчина пострадал от пойманного ската
Новости партнёров
реклама
Подпоручик = лейтенант
Поручик = старший лейтенант
штаб- ротмистр = капитан - четыре звезды на погоне
ротмистр -- не имеет аналогов, один просвет, без звёзд - но звания майор не было, сразу шёл подполковник.
Также не имел аналогов бригадир - между полковником и генерал- майором. Тоже исчезнувшее звание.
В цепи кричат «ура!». Далеко вправо — бой.
Еловый лес пылает, как солома.
Ночная тишь разбужена пальбой,
Раскатистой, как дальний рокот грома.
Ночной пожар зловещий отблеск льет.
И в шуме боя, четкий и печальный,
Стучит, как швейная машинка, пулемет
И строчит саван погребальный.
1916
Действующая армия
Ранение
От взрыва пахнет жженым гребнем.
Лежу в крови. К земле приник.
Протяжно за далеким гребнем
Несется стоголосый крик.
Несут. И вдалеке от боя
Уж я предчувствую вдали
Тебя, и небо голубое,
И в тихом море корабли.
1917
Румфронт
и одно из моих любимых...
ОПЕРА
Голова к голове и к плечу плечо.
(Неужели карточный дом?)
От волос и глаз вокруг горячо,
Но ладони ласкают льдом.
У картонного замка, конечно, корь:
Бредят окна, коробит пульс.
И над пультами красных кулисных зорь
Заблудился в смычках Рауль.
Заблудилась в небрежной прическе бровь,
И запутался такт в виске.
Королева, перчатка, Рауль, любовь –
Всё повисло на волоске.
А над темным партером висит балкон,
И барьер, навалясь, повис, –
Но не треснут, не рухнут столбы колонн
На игрушечный замок вниз.
И висят. И не рушатся. Бредит пульс.
Скрипка скрипке приносит весть:
- Мне одной будет скучно без вас, Рауль.
- До свиданья. Я буду в шесть.
1923
В своё время Листьев ("Взгляд") говорил про себя, что он более известен чем Толстой и Достоевский, но вряд ли его вспомнят после смерти. Верно сказал.